Рауль Мир-Хайдаров
Преступления и наказания
глава из
мемуаров «Вот и все…я пишу вам с вокзала»
Судьи, купившие судебные места,
Будут в свою очередь продавать
правосудие.
Архиепископ Франсуа Фенелон
Прожив долгую и
непростую жизнь, написав с полсотни книг, в которых, так или иначе,
присутствует криминал – без этого нашу жизнь вообще представить невозможно – я думал, что меня уже
трудно удивить каким-то видом преступления. О множестве способов краж я знал по
жизни, другие видел по телевидению, о третьих читал в книгах и газетах,
четвертые, как писатель, предполагал и предвидел.
Но вот совсем недавно
меня очень возмутило одно преступление. Ирина Витальевна, моя супруга,
встретила свою давнюю знакомую по институту, преподавательницу английского
языка одного из московских вузов – поговорили. Прощаясь, студенческая подруга обращается
к Ирине: «Пожалуйста, вспомни меня, если кто из твоих друзей, знакомых,
родственников, соседей ищет для детей учителя английского языка». Казалось бы –
логичная просьба, так поступали на моей памяти лет пятьдесят. Но Ирина,
человек, вписавшийся в технологический ХХ1 век, посоветовала подруге дать
объявление в Интернете, уверенная в том, что так гораздо быстрее найти
учеников, можно будет даже из потока выбирать наиболее способных к языку ребят,
чтобы результат родителям был виден сразу. Предложение Ирины тоже казалось
вполне логичным. Но вдруг ее подруга заплакала, а, успокоившись, рассказала историю,
которой я обязан поделиться с вами. Может, случай, который я вам поведаю,
спасет кого-то от беды.
Совет Ирины не
отличается оригинальностью, так поступают в любой цивилизованной стране, и мы,
разрушив сравнительно благополучный и безопасный СССР и назвав новое
государство демократическим, вместо генсека посадив на вершину власти
президента – решили, что мы живем в наконец-то достойном нас обществе.
Радоваться бы нашим достижениям, дорогие россияне, да не получается, приходится
за веру, что мы живем в демократической стране, горючими слезами, а то и жизнью
расплачиваться. К сожалению, о том, что нас то и дело оставляют ограбленными,
хоть частным, хоть государственным образом, я уже не говорю.
Подруга моей супруги,
как только ее прижала новая демократическая жизнь, подала цивилизованное
платное объявление в газету, хотя она имела работу и преподавала в одном из
лучших вузов страны. И клиент позвонил на следующий же день, устроили его и
условия.
Договорились, что
папаша приведет на первое занятие сына сам. Пришел вальяжный господин, хорошо
одетый, по речи, манерам – вполне образованный человек, даже блеснул знанием
английского языка. Вобщем, хозяйка дома осталась довольной и учеником, и его
родителем, который не стал оговаривать особые условия и с оплатой согласился,
даже обещал премиальные в случае успеха.
Следующее занятие
состоялось через два дня, правда, мальчик пришел не с матерью, как ее
предупредили по телефону, а снова с респектабельным папашей. Приехали на
собственном «Мерседесе», как вскользь похвалился скромный мальчик лет
одиннадцати. На этот раз урок закончился быстро. «Респектабельный» папаша одним
ударом нокаутировал учительницу, ей позже пришлось брать немалый кредит для
оплаты услуг стоматолога, потом вместе с сыном они скотчем заклеили бедняжке
разбитый рот, опутали руки, ноги и заперли ее в туалете. Все, что можно
унести-увезти в два заезда, вынесли. Вот такая жуткая история, почти
невозможная при прошлом режиме. Грабят уже тех, кто открытым текстом признается
в нужде. «Окликнешь Христа, отзовется Иуда», − сказал поэт Ю. Глотов.
Я хорошо знал криминальную
обстановку в СССР. Квартирные кражи чаще всего происходили у тех, кто жил не по
средствам: начальников, торгашей, спекулянтов, директоров рынков, работников
ОБХСС – к рабочему, инженеру, врачу, учителю воры заглядывали редко, разве что
малолетки по неопытности.
Хорошо знаю
криминальную обстановку и в новой России – я написал предисловие к одной из
книг бывшего Генерального прокурора России. Сегодня обворовать квартиру
чиновника-казнокрада, депутата, сенатора, члена правительства и
правительственных учреждений, человека во власти, даже муниципальной, не говоря
уже о банкирах, олигархах, владельцев всего и вся – невозможно! Все они под надежной
охраной, их частная собственность, т.е. наворованное непосильным трудом,
оберегается надежно. Туда не сунешься, как не сунешься в их столовые, где можно
пообедать от пуза рублей за сто, как не сунешься в их больницы, санатории, как
не получишь при капитализме бесплатную квартиру, как они ее до сих пор
получают, а потом и приватизируют тайком. Не получишь и пенсии в пять-десять
тысяч долларов при увольнении; даже проработав на шахте тридцать лет, не
получишь «золотой парашют» в триста тысяч долларов, как получают некоторые в госкорпорациях,
возглавляя корпорацию в тяжких трудах всего лишь год!
Кого остается грабить?
Только тех, у кого нет охраны. Квартирные воры и домушники поняли четко – кого
можно «бомбить» днем и ночью, потому что искать особо не станут. Оттого беды
коснутся еще многих, потому что вскрывать наши квартиры станут по-стахановски.
Грабить москвичей уже приезжают вахтенным методом из многих стран, а власть
делает вид, что это туристы и инвесторы приезжают.
В России пышным цветом
расцвела этническая преступность. Только для властей остается секретом откуда
приезжают-прилетают барсеточники, бригады карманников и квартирных воров,
откуда тянутся мошенники и аферисты. Тьмы только освободившихся из тюрем
соседних государств прямиком следуют в Москву, и нет им преград. Да и почему не
появиться этническим преступным группировкам, если день ото дня плодятся
этнические коммерческие структуры, вспомните Бирюлево, Кондопогу.
Я предвижу, что скоро
нас будут грабить вызванные нами врачи «скорой помощи», слесари, сантехники,
электрики, курьеры, посыльные, сама полиция. Этот список, к сожалению,
бесконечен, никто ни от чего не гарантирован, кроме голословных деклараций на
всех уровнях власти. Почему не может быть? Пожалуйста, пример последним
могиканам, не потерявшим доверия к нынешней власти. Вы добровольно несете
деньги в банк, уверены в их сохранности и даже приумножении, но банковские
клерки, сговорившись с кассирами, спокойно снимают их с ваших счетов и
переводят на другие – такими историями который уже год пестрят газетные и
телевизионные новости. А ведь банк по Марксу – это храм при капитализме! Успели
нагадить уже и в «храме», у нас в России банкиры пришли сразу такими –
вороватыми и подлыми.
Почему это происходит?
Потому что тысячи, сотни тысяч предприятий, фирм, компаний, офисных центров,
банков и т.д. оформлены на умерших, убитых, бомжей, умалишенных, людей с
двойным гражданством. Вспомните Б. Березовского – будучи гражданином Израиля,
он состоял в Совете безопасности России. Бред! Слежу уже шестой год, как два наших
президента, галантно сменяя друг друга, до сих пор не могут узнать – кто же
хозяин аэропорта «Домодедово»? А ведь там уже был теракт!
А кто владелец
заводов, шахт, рудников, тысяч гектаров земли и т.д. – такие «мелочи» тоже
тайна за семью замками. А если не знают, кто владелец, какие же там работнички
работают? Кто знает? Я догадываюсь. Вот недавно показывали схожие по сюжету
ситуации – бригада рабочих с мебельной фабрики по ночам угоняла дорогие машины в
отстойник там же, на фабрике, где и работали. Прекрасное капиталистическое
предприятие! Даже Маркс такого не предполагал. Днем собирают мебель, даже
налоги платят, а по ночам угоняют машины. Другая бригада днем пластмассовые
изделия выпускала, а ночью выезжала грабить оптовые склады с нелегальным
дорогим товаром. Прямо-таки – ударники капиталистического труда! И таких
примеров тысячи и тысячи.
Почему это происходит?
Власть – это не только усмирять Болотную площадь и охотиться за журналистами и инакомыслящими,
а, прежде всего – наладить нормальную, безопасную жизнь в стране. Нет власти в
стране, нет хозяина, везде наверху застрявшие надолго временщики. Потому
преступность в стране будет расти не так, как экономика – на 1-2 процента в
год, и даже не как инфляция на 18-20 процентов, а сразу на 30-40 процентов,
т.е. удваиваясь каждые три года. Таковы перспективы капитализма у нас в России.
Отчего преступности не
расти? Все чаще и чаще объявляются амнистии, одни суды судят, другие суды по
месту содержания заключенных их поспешно освобождают досрочно. Освобождаются по
пятому-десятому разу насильники, грабители, квартирные воры, угонщики и
наркоманы. Тут даже примеров приводить не надо. Что ни день, по телевизору
показывают в программе «Чрезвычайное происшествие», как задерживают за грабеж,
разбой, угон, насилие – оказывается, что преступник только вчера, неделю, месяц
назад как освободился из тюрьмы досрочно за такое же преступление. Как сказал
мне один прокурор – преступник редко меняет масть.
Дважды видел
репортажи, когда грабителей задержали на другой же день после досрочного выхода
из тюрьмы, т.е. после акта милосердия власти, но преступник-то освобождение за
милость не считает – помнит, сколько денег заплатил за досрочную свободу. Это
нам, простофилям, представляют объяснения – гуманный акт, за примерное поведение.
Я всегда задумывался: а какое должно быть в тюрьме поведение? Разумеется –
примерное! Раньше, если не примерное, то на каторгу в кандалах переводили.
А другого угонщика
дорогих машин задержали в день освобождения, разумеется, досрочного. Какое это
правосудие? Оказывается, существуют тарифы за «досрочное» освобождение. Трудно
поверить, но это так. Недавно в Москве, в центре задержан известный карманник,
и он отправляется в тюрьму в шестнадцатый раз! Все предыдущие пятнадцать раз он
выходил досрочно (наверняка, не за примерное поведение), в последний раз – два
года назад. Зачем нам нужен такой «труженик» в Москве? Почему он так люб нашему
правосудию, законодателям?
По американским
законам трижды совершивший преступление по одной статье, карается пожизненным
заключением. А наш герой пошел в шестнадцатый раз! Я встречал в прессе, что у
нас есть уголовники, имевшие и двадцать три, и двадцать семь ходок. Конституционный суд – ау! Разве это
правильно? Если для власти, для вас, с вашей охраной и телохранителями, это
гуманно, демократично, то это не гуманно, безнравственно по отношению к нам,
простым гражданам. Мы ведь мишенью становимся после вашей гуманизации и
либерализации законов.
А что творится в
судах? Не будь тюремных клеток в зале суда, никогда не отгадать – где
преступники, где потерпевшие. И судья, и обвиняемые, со сворой адвокатов, так
набрасываются на потерпевших, что не поймешь – кого судят? Убийц, казнокрадов
или потерпевших. За ворьем всегда три-четыре адвоката, которые по-хамски ведут
себя не только в отношении потерпевших, но и суда. А как ведут себя подсудимые?
Это ведь насмешка над судом, над властью! Они сидят вальяжно, в капюшонах,
скрывая лица (в суде!), хамят, дерзят, угрожают и суду, и свидетелям, и
потерпевшим. Даже на футбольном поле порядка больше, чем в наших судах.
Попробуй нахамить судье, сразу получишь красную карточку – с поля вон на три
игры, автоматически! А если что-то посерьезнее – угрозы, например, то в
дисциплинарную комиссию попадешь, а там и дисквалификация возможна.
А ведь в Америке есть
статья – о неуважении к суду, там у судей не побалуешь, не похамишь. Потому наш
народ уже давно не ищет правды в судах, не доверяет им. Суды тоже, как и другие
институты власти, погрязли в коррупции, в бесчестии, в связях с преступным
миром. Кто разрубит этот змеиный клубок? Не разрубили ни Горбачев, ни Ельцин,
ни Медведев и Путин, ведь у каждого из них имелись возможности и полномочия, и
необходимость – почему? Сколько нам ждать того, кто разрубит этот гордиев узел?
Недавно мне прислали
письмо, оно касается моих мемуаров. Какой-то внимательный читатель вполне
доброжелательно спрашивает: «Вот вы пишете, что вы выигрывали пари по этому
поводу, по другому, а случалось ли вам проигрывать пари?». Вот только сегодня и
подвернулась возможность рассказать и о проигранном пари, спасибо за вопрос. Я
проиграл пари по серьезному поводу. Признаюсь, я, как и большинство, с надеждой
принял приход к власти В. Путина, мое отношение к Горбачеву и Ельцину тем, кто
читал мемуары, известно, я не держу кукиш в кармане.
Настораживало меня только то, кто
привел его к власти. Но и этому я нашел объяснение для себя. Б.Ельцин, в силу
многих обстоятельств, уже не контролировал ход событий в стране, хотя четко понимал,
какими людьми окружил себя, и что хотят они сделать со страной. Ничего хорошего
Россию не ждало, если бы к власти в Кремле пришли люди из окружения Ельцина со
своими американскими советниками. Окажись на тот момент вместо В. Путина другой
президент, России уже не было бы.
Многие, наверное, уже забыли об
открыто озвученных планах Уральской республики Росселя, о Дальневосточной
республике во Владивостоке, которая оказалась бы в руках воров в законе, о
Кавказском эмирате, Поволжской республике или даже о сорок девятом штате
Америки. Все это вполне могло реализоваться. Но, к счастью, Россия сохранилась.
Как бы ни закончилось президентство В. Путина, он войдет в историю, как
спаситель и объединитель России.
Вот тогда я и заключил
пари с одним известным политиком о том, что В.Путин быстро наведет порядок в
стране, ликвидирует преступность: и организованную, и уличную, и финансовую.
Особенно я утверждал, что с криминалом он разберется в первую очередь и быстро.
У МВД с советских времен до путинских было несколько хорошо проработанных планов
ликвидации преступности. Списки тех людей, по ком плачет тюрьма, у кого руки в
крови, кто ворует составами, миллионами, давно имелись в силовых структурах и
прокуратуре. Нужна была только команда – фас!
Не мог В.Путин не
понимать, что, не сломав хребет преступности в стране, никогда не поднять
экономику, никогда не создать ни малый бизнес, ни крупный, не выстроить такую
нужную банковскую систему. Что под страхом перед преступностью не заработают ни
суды, ни прокуратура, правоохранительные органы, уже давно крепко связанные с
преступным миром. О замордованном страхом народе я уже не говорю.
Но «фас» не
прозвучало, к моему глубокому разочарованию. Более того, криминал оказался во
всех властных уровнях, вошел в большой бизнес, финансовые институты. Почему не
было команды «фас» – этот вопрос Путину будут задавать много раз, когда он
уйдет в отставку. Мне тоже интересно будет услышать его ответ, из-за которого я
проиграл пари.
Наверное, кто-то
скажет – злой старик, злой писатель, крепко не любит капитализм, видимо, бывший
махровый коммунист, потерявший тепленькое место. Да, не из добреньких. А коммунистом я и дня не
был, не был и в новых российских партиях, хотя и зазывали. А в молодости я
двадцать лет проработал не чиновником кабинетным, а инженером, прорабом в
строительно-монтажных организациях СССР, объездил страну вдоль и поперек, из
края в край и не один раз. Так что, жизнь своей страны знаю не понаслышке, могу
сравнить с нынешней.
А что касается
социализма – верно, он мне больше по душе, как и большинству россиян, понявших
это в последние годы. Но я лично не против капитализма, но с человеческим
лицом, а не того чиновническо-бандитского, который навязали нам в России.
Капитализм не плох, если он один для всех, а то у нас для десяти процентов
избранных он сразу превратился в рай земной, в настоящий коммунизм, а остальные
сограждане должны жить в волчьем капитализме, которого давно в мире нет и не
было. Капитализм с российским лицом, по-моему, очень похож на рабовладельческий
строй. Единственно положительный опыт последних лет России – народ уже не
против собственности и даже за собственность, но нажитую честно, умом, трудом,
чистыми руками. Вот ее, собственность, в умеренных дозах – да в социализм,
народ обрел бы крылья, да еще, если поломать хребет ворью и хапугам по
китайскому примеру.
В одном письме кто-то
назвал меня «сталинистом». Нет, я не «сталинист», но я скучаю по порядку в
стране, скучаю по настоящему хозяину, например, такому, как Евгений Максимович Примаков,
дай бог ему здоровья и жизни, который так быстро вывел страну из первого
дефолта. Жаль, не дали ему возглавить страну, сегодня нам уже бы многие
завидовали. А с нынешними правителями мы только время бесценное теряем из года
в год, десятилетие за десятилетием. Как бы нам вскоре не вспомнить строку из
известной песни Леонида Завальнюка: «И не жаль то, что было, жалко время
прошло!».
Мы, россияне – самый добродушный
народ в мире. Нам нравятся новые определения, новые незнакомые смыслы: полиция,
губернатор, президент, сенатор, спикер, особенно все, что связано со словами –
демократический, либеральный. Как человек с памятью, я вспоминаю тысячи людей
во власти, промелькнувших в последние двадцать пять лет, которые, бия себя в
грудь, через слово, чуть ли не со слезами на глазах, с волнением, с придыханием
говорили эти волшебные для нашего слуха слова: демократический, либеральный, а,
в конце концов, все эти тысячи оказались обыкновенными ворами, хапугами,
взяточниками. И, нахапав всего, что только могли, скрылись в Лондоне, Ницце и
других примечательных местах мира. Для того, чтобы это жульё не тосковало по
России, в Лондон ежедневно летает по пять-семь рейсов, какая трогательная
забота о тех, кто нас обобрал.
Призывая нас в светлое
капиталистическое будущее, они никогда не говорили о том, что мы в том скором
раю потеряем навсегда, например – безопасность. Ни один кандидат юридических
наук, даже с ворованной, как заведено у нас, диссертацией, не станет
утверждать, что демократическое или либеральное правление может искоренить
преступность. Нет такой формы правления, которой по зубам криминал – никакой!
Кроме – тоталитарной, только она способна искоренить преступность. Правда,
тоталитарная система звучит страшновато, гораздо пугающе, чем демократия или
либерализм.
У нас в России
депутаты и большая часть политиков, кормящихся при власти, не устает называть
наш прежний режим – тоталитарным. Это брежневский-то социализм,
просуществовавший двадцать три года – тоталитарный? Да помилуйте, еще живы минимум
двести миллионов человек на постсоветском пространстве, которые с радостью
поменяли бы ваш капитализм, с его демократией и либерализмом, на «тоталитаризм»
времен Брежнева. Прав оказался зять Леонида Ильича, генерал МВД Юрий Чурбанов,
сказавший на суде в 1983г.: «Вы еще вспомните брежневские времена, потоскуете
по колбасе за два двадцать!».
Страна, где высшей
ценностью объявляются деньги, никогда не будет ни справедливой, ни безопасной.
Деньги уже подменили в России все: Конституцию, суды, правоохранительные органы,
мораль, нравственность, сострадание, милосердие, спецслужбы, госаппарат, и чем
дальше мы будем уходить от советского прошлого, тем больше будем вспоминать
социализм.
Готов заключить с кем
угодно пари, да боюсь – выигрыш не успею получить.
Конечно, те десять процентов ворья,
прибравшие к рукам народное добро, со мною не согласятся, но я для них и не
пишу. Это к ним однажды обратился известный журналист Александр Минкин:
«Уезжайте со своим награбленным добром, со своими детками и со своими любовницами,
со своими зарубежными счетами и недвижимостью куда хотите, мы даже преследовать
вас не будем. Только оставьте Россию в покое и никогда сюда не возвращайтесь».
Как ворье во власти достало народ! Не высказать!
Не получается сегодня
и охаивать Китай: мол, там у власти коммунисты. Там жуликов, даже тех, кто
находится в высшем звене власти, наравне с наркоторговцами расстреливают
тысячами. Наш народ только и ждет, когда и у нас появится твердая власть и
против жуликов начнут применяться суровые меры. Никакими уловками не очернить
новый Китай нашим демократам, мы же видим, что не китайские, а наши дальневосточные
пенсионеры переселяются со своими ничтожными пенсиями в Китай, чтобы хоть перед
смертью пожить по-человечески.
Бегут пенсионеры из
новой демократической России «в тоталитарный» Китай доживать сотнями, тысячами,
и там, на другом берегу Амура, их не мучают ни менты, ни спецслужбы, не видят в
них шпионов, а видят несчастных людей некогда великой страны, спасающихся у них
от нищеты, бесправия, и народ китайский относится к ним с понимаем. А мы в
Москве от своих россиян требуем регистрации. Чудны твои законы, Россия, и чудна
наша жизнь.
Каждый год на
всевозможных форумах завлекают, словно сладкоголосые сирены, в Россию
инвесторов, а они не идут, потому что мы – страна вечного риска, и риск этот
год от года только возрастает. Из-за чего? Из-за жадности тех же чиновников,
из-за обязательных откатов, составляющих несметные суммы, из-за «кидков», из-за
возможности быть убитым, ограбленным, оскорбленным, униженным каждый день.
Как же придут деньги к
нам, если разнятся даже оценочные цифры экономического развития страны?
Особенно пугает инвесторов и зарубежных предпринимателей, промышленников
разночтения таких оценок в коридорах высшей власти. На мой взгляд, власть не
справляется уже который год с управлением страной. Нужно признать, что общество
и власть, к сожалению, давно утратили консолидацию. Разобщенность между властью
и народом видна повсюду даже на поселковом уровне, повсюду, куда ни кинь –
везде клин.
Я уже писал, что
одному проценту богатых принадлежит 70 процентов семейного имущества нашей страны!
Вдумайтесь – 46 процентов россиян не имеют ни рубля сбережений, они никогда в
новой России не были в банке! А день ото дня все дорожает, вынужденно сворачивается
малый бизнес, пополняя ряды безработных. Восемнадцать миллионов россиян имеет
средства на существование ниже прожиточного минимума, это же скрытая нищета
миллионов наших людей, стариков, детей. Какое у них будущее, зачем им
бесконечные фестивали, олимпиады, чемпионаты, конкурсы красоты? Объявите,
пожалуйста, мораторий на песни и пляски, а деньги срочно адресуйте этим
восемнадцати миллионам, пока не поздно.
Разрыв между доходами
десяти процентов самых богатых и самых бедных в России составляет 30-35 раз! По
этому показателю мы позорно соседствуем рядом с Перу, Зимбабве, ЮАР и
Гондурасом. Сегодня по числу богатых людей мира мы занимаем второе место,
впереди нас только американцы, но Америка взращивала их более 200 лет! А новой
России отроду всего двадцать лет. На третьем месте – Китай, без учета Гонконга
и Тайваня. Вот какими темпами богатеют и нищают в России. А при «тоталитарном»
социализме» мы были в первой пятерке благополучных стран. Не могу не сказать о
своем любимом Казахстане – с 1990г. по 2010г. он сократил разрыв между самыми
богатыми и самыми бедными почти вдвое: с одиннадцати до шести раз. Думает
власть казахская о народе. Новая Россия должна перестать быть налоговым раем
для сверхбогатых, только тогда заметно полегчает народу, а в казне появятся
настоящие деньги, а не то, что остается от казнокрадов.
Рузвельт выводил
Америку из депрессии, облагая сверхдоходы богатых 79-ти процентным налогом,
Германия обошлась 53-мя процентами, Япония – 50-тью процентами, Франция – 40-ка
процентами. Пробил и час России повысить налог на сверхбогатых, пока они не
вывели все средства за рубеж и не «слиняли» сами вслед, оставив разоренное и
ограбленное народное хозяйство.
На днях на автобусной
остановке я случайно услышал разговор троих мужчин-рабочих об объединении
Москвы с Московской областью. Любопытная версия, очень похожая на правду. Жаль,
рядом не было политолога или журналиста, сразу бы прославились. Вот ее краткая
версия без многоэтажного, злого мата – если бы вы знали, как мне жаль опускать
такое отборное мнение народа о своей власти.
По словам мужиков, за
шестнадцать лет правления Московской областью губернатор Громов со своим замом
Горностаевым и министром финансов Кузнецовым, который лично украл не то 133, не
то 86 миллиардов рублей (у него при задержании в Ницце изъяли несколько
паспортов на разные фамилии), эта троица опустошила казну крупнейшей и
процветающей во все времена области до дна, хоть дефолт объявляй. И это – рядышком,
под рукой правительства, президента, Счетной палаты, абсолютно всех проверяющих
и надзорных органов страны и всех спецслужб, всех прокуратур!! (Как хорошо
понимает народ – кто чем должен заниматься, вот бы им депутатские полномочия!) И, чтобы отвести катастрофу, решили на
московский прицеп или паек (я не расслышал) взять целую область, по размерам и
людским ресурсам почти равную Москве.
Люди, далекие от
политики, всерьез, толково, обеспокоенно обсуждали – а что, если Москва не
потянет, а что, если Боливар двоих не выдержит? Этот случайно подслушанный
разговор заставил меня задуматься больше, чем все вместе взятые передачи
депутата Пушкова на телевидении и выступления наших экономистов и министров.
Как не задуматься мне, московскому пенсионеру: что будет, если отменят
«лужковскую» надбавку, для многих это беда, ведь на всех нас надбавок может и
не хватить. В Подмосковье стоит почти все производство, люди работают в Москве.
Перечень тревог москвичей от объединения с областью можно продолжать. Высказали
мои сограждане, рядовые труженики свои соображения и насчет украденных средств.
На их взгляд, если министр финансов Кузнецов похитил столько денег, то Громов с
Горностаевым прикарманили в 10-15 раз больше. Видимо, знают рабочие, что без
первых лиц не уведешь и рубля, знают, наверное, и в каких пропорциях кто берет.
Мои «политики» в
рабочих робах и рецепт спасения области властям вслух высказали, да жаль только
я один их слышал. Они говорили – если бы вернуть украденное руководством
области, заметьте – не ворами и бандитами, то Подмосковье без помощи Москвы и
без зарубежных инвестиций могло бы стать раем земным. Вспомнили они газеты,
радио и телевидение, которых не привлек такой лакомый сюжет. Образованный у нас
народ – вспомнили про учебник по арифметике для начальных классов, тут же
составили задачку для юного поколения: «Если бухгалтер украл сто миллиардов
рублей, то сколько украли губернатор с замом?». Решила бы эту задачку совместно
Прокуратура, Следственный комитет и Счетная палата, хотя бы на троечку, тогда
бы мы узнали цену необъявленного дефолта Московской области. Но мы знаем, что
они не справятся с задачкой, как не справились ни с прокурорами Московской
области, крышевавших подпольные казино, ни с Сердюковым и его гаремом.
О свадьбе дочери Кузнецова, министра финансов
Московской области, наверное, самой дорогой и помпезной за всю историю России, писали
газеты, кто с восторгом, кто с ненавистью. Жена Кузнецова, разумеется,
баронесса, фон Буллок, давала множество интервью в глянцевых журналах с
роскошными фотографиями имения, парка, дворца, залов с золотыми люстрами и т.д.
Показывали «свадьбу века» – так назывались некоторые статьи – по телевизору частями,
от свадьбы целиком, думаю, кого-то хватил бы инфаркт, инсульт или просто
ступор. Свадьба, как писал один бойкий журналист, затмила навсегда роскошь всех
Людовиков вместе взятых.
Госпожа баронесса,
наверное, вполне искренно хотела показать свадьбу своей дочери, чтобы мы,
россияне, порадовались за счастье молодых. Как же не порадоваться, не позавидовать,
если на этой свадьбе для небожителей побывали все лучшие и достойные люди новой
России, т.е. самые богатейшие и влиятельнейшие, были на ней, разумеется, и
представители всех контролирующих органов, перечисленных чуть выше.
Даже увидев частный
парк, который и многим государствам не по карману, роскошь, которой
позавидовали бы богатейшие арабские шейхи и султаны, никаких вопросов к хозяину
имения после свадьбы у них не возникло. Через несколько лет сам господин
Кузнецов спокойно, без препятствий, наверное, на личном самолете улетел
навсегда на Лазурный берег, где у него, как и у тысяч «удачливых» россиян,
давно есть владения. Никак не пойму, почему им всем во власти так везет? Жены у
них − гениальные бизнес-вумен, легко «зарабатывают» миллионы, дети –
банкиры, даже тещи оставляют им невероятные наследства.
Двести лет назад
великий немецкий сказочник устами мальчика сказал: «А король-то голый!». Фраза
стала крылатой на века и у всех народов. Найдется ли у нас мальчик, который
тоже скажет: «А власть-то у нас по всей вертикали, сверху донизу, сама и
разворовывает государство». Солидарен с мальчиком, другого столь заметного
ворья нет – желающие «тырить», «пилить» бюджет есть, но кто им даст. Что
позволено Юпитеру, не дозволено быку.
Раз уж заговорили о
Москве, хочется на этом более подробно остановиться, я о столице тревожусь не
меньше тех рабочих на автобусной остановке. Могу вас «обрадовать»: сегодня
госчиновников в одной только столице почти в четыре раза больше, чем было во
всем СССР! А ведь отсоединившиеся Средняя Азия, Казахстан, Прибалтика, Украина,
Молдова, три кавказские республики, Белоруссия – составляли чуть меньше
половины СССР. По количеству чиновников – рост гигантский, в тысячи процентов,
а вот экономика в ближайшие годы вряд ли будет расти больше, чем на один-два
процента. Лучше бы наоборот. Такую ораву чиновников, да еще и ворующую при
высоких зарплатах, не прокормить. Русская пословица гласит: «Один с сошкой,
семеро с ложкой», а сегодня следует подразумевать – «один с сошкой, семьсот с
ложкой!». Чиновники на свою судьбу не
жалуются, оттого все только туда, в чиновники, со школы и метят, не прельщает
их ни космос, ни авиация, ни море, ни наука, ни культура – ничто. А если к
чиновникам по численности прибавить и офисный столичный «планктон», который
тоже в чести у государства, получается, что Москва – чисто буржуазный город,
оттого я давно не слышу слово – трудящиеся.
В Москве уничтожены
почти все производства, известные некогда на весь мир заводы, фабрики,
проектные институты, ликвидированы НИИ, все профессионально-технические
училища. В Москве катастрофически не хватает инженеров, технологов, высокопрофессиональных
врачей, проектантов, нет специалистов для грамотного надзора за строительством
и эксплуатацией зданий, искусственных сооружений, подземного хозяйства, нет
специалистов государственного надзора за эксплуатацией самолетов, кораблей,
вертолетов, шахт, опасных производств, грузоподъемных механизмов. Таких
специалистов Москве нужны миллионы, а она сплошь в чиновниках, для них и жилье
находится, и вузы плодятся. В Москве остались только буржуи, торгаши, банкиры.
Почему меня это
беспокоит? Потому что вижу, как быстро с Украиной разобрались, хотя там бандеровцы,
петлюровцы и пяти процентов населения не составляют, да и районы их проживания
– депрессивные, дотационные, а Донецк, Харьков, Днепропетровск, Крым чуть у них
в руках не оказались. А что если для нас, для России, подготовлен более
продуманный, более мощно профинансированный сценарий?! Кто сможет противостоять
московскому майдану – чиновники, офисный «планктон», мы, пенсионеры? Остается
надежда на челябинских трудящихся, обещавших совсем недавно помощь Москве, но думаю,
они не успеют, русские всегда слишком долго запрягают, события могут
развиваться молниеносно, слишком много в стране недовольных, озлобленных людей.
Есть и более весомая,
на мой взгляд, причина для волнения. Сегодня, после киевских событий я
задумался – а может быть, кто-то давно, с умыслом открыл доступ во все крупные
города для мигрантов? Но если и без умысла, а по глупости, как всегда у нас
делается – ничего исправить уже нельзя. В Москве и Петербурге мигрантов уже по
миллиону, а если учесть Подмосковье и Ленинградскую область, и там тоже тысяч
по пятьсот-шестьсот наберется. Задумай кто-нибудь подобное киевскому майдану в
Москве, разве они не учтут готовую, под рукой, мощную армию молодых, крепких
мужчин, униженных, оскорбленных, обманутых, с которыми в России обращаются
хуже, чем с рабами в древнем Риме. Учтут обязательно, и к гадалке не ходи. Если
не учтут, то те и сами могут стихийно присоединиться к бунту, такова правда
жизни, хотим мы или нет. Любые «бунтари», «майдановцы» знают, что власть меняют
только в столицах. Кто сможет противостоять такой силе в Москве? Вот такие
грустные мысли появляются у меня, потому что на чиновников, сколько бы их ни
было, надежды нет. Знаю, что российские чиновники перманентно, из века в век,
губили и предавали Россию. Есть последняя надежда, на полном серьезе, только на
гвардейцев Кадырова и на татар, они не предадут, не побегут – это доказано
веками их служения России.
Надо помнить хотя бы
ближайшую свою историю. Вспомните Гражданскую войну в 20-х годах прошлого века,
и что наделал на Урале и в Сибири плененный и разоруженный Чехословацкий
корпус. Из-за нашей вечной расхлябанности они захватили армейские склады и при
поддержке белогвардейцев быстро взяли под контроль почти треть страны, им
досталось все эвакуированное царским правительством в Сибирь российское золото,
а это целые составы. Часть золота они доставили в Китай, Японию, несколько
вагонов окольными путями переправили в Прагу. Пленных чехословаков было всего
375 тысяч, а сколько они бед наделали! Мигрантов в России сегодня миллионы и
миллионы. А армейские склады охраняются точно так же, как раньше, оттого они
горят и взрываются ежегодно и повсюду. Вот, что значит иметь на своей
территории неконтролируемую массу иностранных мужчин. Там, наверху, пожалуйста,
учтите эту историю.
Два года назад в
мемуарах я писал, а к сегодняшним дням уже и опубликовал во многих
интернет-журналах и даже бумажных изданиях, о том, как наши соседи, мои
земляки-казахи, решили проблему с теми, кто избегает службы в армии. Рецепт
прост, как и все мудрое, и у большинства порядочных людей сомнения не вызывает.
Закон приняли
единогласно, никто из депутатов, ради собственных деток и внуков хитрить,
ловчить не стал – народ бы их не понял. Чувство достоинства, чести у казахов
огромное. Закон гласит: кто не прошел службу в армии, не имея на то основательных
причин − по инвалидности, болезни и т.д. – лишается права на работу в
государственных учреждениях. Т.е. никогда не смогут возглавлять крупные
государственные предприятия, работать в милиции, ГАИ, входить во власть. Закон
этот работает уже лет десять, и от армии, как в России, не бегают, качественный
состав новобранцев резко улучшился.
Буквально на днях и у
нас в Думе рассмотрели подобный законопроект: «О службе в армии и госслужбе». «Наконец-то,
– подумал я обрадованно, – хоть в чем-то молодые россияне будут равны!».
Сегодня в нашей армии, к сожалению, служат только те, кто не смог откупиться
или отсидеться в Гарвардах и Принстонах. Когда у всех этих «гарвардёнышей»
выйдет срок по возрасту от призыва в армию, они хлынут домой из лондонов,
парижей в давно забытую ими Россию (ведь теперь они и школы там заканчивают,
там теперь их и рожают), чтобы занять подготовленные влиятельными и богатыми
родителями места в правительстве, Думе, госкорпорациях, в таможне, налоговой,
вобщем – все ключевые места, чтобы получать такие зарплаты и пенсии, которые
лордам и пэрам не снились.
Но, как вы думаете –
прошел у нас в Думе такой закон? Нет, конечно. Почему? – я слышу грозный гул
голосов россиян. Никогда не догадаетесь. «Кто же будет своим детям, внукам и
правнукам дорогу наверх к кормушке перекрывать», − пояснила мне супруга
Ирина Витальевна. А как же депутаты аргументировали блокаду такого закона?
«Только по Конституции, только по Конституции, упаси Господи − иначе, у
нас ведь все только по закону делается» − слышу, шепчут мне на ухо родные
законодатели. Я уже писал о нашей Конституции, которую будущие богатеи под себя
и сочинили, вот и подтверждение тому подоспело.
Оказывается, этот
принятый казахами закон, если его принять у нас в России, нарушит конституционное
право на профессиональную деятельность для тех самых «гарвардёнышей». Какой
цинизм, какое словоблудие, как можно, опираясь на Конституцию, создавать
кастовое общество? «Откосить» от армии или отсидеться в Гарварде по
Конституции, выходит, не грех – норма. Недавно я услышал от одного очень
остроумного человека ремарку, которую казнокрады, якобы хотят внести в
Конституцию: «Не пойман, отмазался, откупился – не вор!» Раз такое в России
стало нормой, чего ж не прописать это на всякий случай в Конституции.
Какое счастье для нашей
власти, что наш народ ничем не интересуется, даже судьбой своих детей и внуков,
иначе у нас давно была бы не только Болотная, но и настоящий Майдан. Выходит,
я, ратовавший за казахский закон, проиграл. Спите спокойно, господа, будущее
своим «гарвардёнышам» вы уже, кажется, обеспечили.
Маленькая реплика. В
революцию, в Гражданскую войну был широко известен большевик Артем (Федор
Сергеев, трагически погиб в 1921г.), так к нему обращались и Ленин, и Сталин, и
народ. Он много сделал для государства, трудящихся и крестьян, есть города его
имени, шахты, улицы, о нем написано много книг. Похоронен в Святогорском
монастыре в 1927г., там же открыт величественный конструктивистский памятник, на
гранитном постаменте выбиты пророческие слова, словно он знал наше будущее: «Зрелище
неорганизованных масс для меня невыносимо…». Обязательно организуемся, товарищ
Артем, обязательно.
***
И еще кое-что о власть имущих в
России. Сегодня стало модно иметь не только три-четыре высших образования, но и
ученую степень. Конечно, если бы наши чиновники имели действительно четыре
высших образования, я имею в виду не липовых и купленных, и ученую степень,
опять же не написанную за них «неграми», то у нас власть оказалась бы самой
просвещенной в мире, и жизнь наша, построенная умнейшими людьми, выглядела бы
по-другому. Двадцать лет открыто, не только в Москве, но и повсюду, продаются
дипломы о высшем образовании и фальшивые документы на ученую степень. Продано
столько дипломов, сколько у нас в стране никогда и жителей не было. Многие
запаслись и двумя, и тремя, говорят, что чиновники хотели продвинуть закон, в
котором за каждый новый диплом и ученую степень государство должно было
доплачивать пятьдесят процентов надбавки к зарплате. Что-то у них не
получилось, но надежды, как видно, они не оставляют, потому в стране дипломы и
свидетельства об ученой степени пекутся гораздо быстрее и больше обыкновенных
блинов.
История с фальшивыми
докторскими и кандидатскими диссертациями зародилась в советский период, в
постсталинское время, во время Н.Хрущева. Я чуть позже расскажу об этом. Но вернемся
пока в день сегодняшний. Год назад тема фальшивых ученых степеней прорвала
многолетнее молчание, и благодаря Интернету, выявились такие факты, от которых
молчанием было уже не отделаться. Дела и вправду завертелись нешуточные, были
названы фамилии высокопоставленных чиновников, да в таком количестве, что в министерстве
образования и науки и ВАКе, да и в Кремле схватились за голову. Если уволить за
липовые ученые степени чиновников, государственная власть могла вполне быть
парализована на всех уровнях и по всей стране. Вот тогда мы узнали, что
чиновники не только воруют, но и не соответствуют своему статусу.
Но российские
чиновники всегда найдут выход для своего спасения, и нашли! Они решили не
гоняться за конкретными фамилиями, куда могли попасть о-хо-хо какие
«высочайшего» ума люди, да еще на таких должностях, что сраму на весь мир не
оберешься, и задумали прошерстить только диссертационные советы, где штампуются
«ученые» умы России. На этом этапе можно было изымать документы «неприкасаемых»,
чтобы имена их не попали в прессу. В этом случае, как вы догадались, тысячи и
тысячи лже-докторов и кандидатов навсегда остались бы в тени и продолжали бы
перед нами, «неучами», козырять ворованными учеными степенями, продвигаясь все
выше и выше, благодаря тем же липовым званиям.
Но не тут-то было, гражданское
общество все-таки у нас есть, да и Интернет – величайшая сила, ему заткнуть рот
невозможно. Стихийно создалось в Интернете сообщество «Диссернет», которое
стало предавать гласности имена тех, в чьих трудах обнаружился плагиат, там
собрались люди, которые лучше самого министра образования знают, как обстоят
дела с диссертациями. Казалось бы, власть должна быть благодарна «Диссернету»
за бесплатную помощь по очищению рядов ученых от мошенников и неучей, но не
тут-то было.
Министр Д.Ливанов запретил
добровольцам из Интернета публиковать такие сведения, настаивая на том, что
только официальный эксперт имеет право определять – есть плагиат в работе или
нет. Странная позиция господина Д.Ливанова. Общественники из «Диссернета» и не
настаивали на праве официально выносить решения о плагиате, они лишь хотели
привлечь внимание ВАК к сомнительным работам некоторых «ученых». Само ведомство
экспертов по выявлению плагиата не справляется и в ближайшие десятилетия не
справится с таким объемом фальшивых диссертаций. Требуются тысячи и тысячи квалифицированных
проверяющих и годы их работы. Эксперты могут справиться с этим злом только лет
через двадцать пять, да и то, если штат у них увеличат раз в двести-триста. К
тому времени, все лже-доктора и академики уже станут высокооплачиваемыми
вип-пенсионерами. Запрет означает одно –
желание скрыть истинное положение с незаконными диссертациями, а главное, чтобы
не выплыли фамилии людей, сегодня находящихся по всей вертикали власти.
Но и до «Диссернета»
власть уже ограничила круг людей, чьи диссертации можно проверять. Под прицел
проверяющих могли попасть только те, кто защитился в последние три года.
Остальные, если и украли чужие труды, могли спать спокойно. Результат проверок,
если копнуть глубже – хотя бы со времен Горбачёва, оказался бы катастрофическим
для государства. Лет тридцать назад в Малеевке, в компании ученых часто
мелькало определение в отношении некоторых упоминавшихся фамилий − местечковый профессор, местечковый академик.
Так настоящие ученые, члены РАН, называли коллег, защитившихся у себя на местах
в республиках, автономиях, о плагиате в то время и речи не шло, говорили об
уровне ученого. Не знаю, как нынешних фальшивых ученых называть, хоть конкурс
объявляй, масштабное явление все-таки.
Ремарка Д.Ливанова о
том, что плагиат имеет право определять только эксперт, напоминает мне еще одно
бронезащитное утверждение людей во власти, особенно самого премьера, в защиту
обвиняемых в преступлении: «Только суд может признать обвиняемого
преступником». Это подаётся, как высшее достижение нашего демократического
государства, а звучит-то как гордо, как в устах европейцев или американцев.
А речь почти всегда
идет о чиновнике, которого поймали на наших глазах с понятыми с мечеными
деньгами во время получения взятки, обычно исчисляющейся в миллионах долларов.
Или еще хуже – задержанных случайно или с божьей милостью, при разбое,
убийстве, особенно часто такое случается, когда красны-девицы на дорогущих и
тяжелых, как танк, машинах сносят насмерть на автобусной остановке и пять, и
восемь человек. Примеров тьма по всей матушке–России, спасибо журналистам и
телевидению. И были свидетели, пострадавшие люди, успевшие заснять на мобильные
телефоны события на месте преступления. Даже в таких трагических событиях,
спустя три-четыре дня обязательно прозвучит: «Только суд может определить…», и
сразу понятно, что операция по спасению преступника началась.
Суд – это хорошо,
когда он проходит вовремя и справедливо. У нас теперь как на Западе – насмотревшись на
судебные уловки нашего друга Сильвио Берлускони, имея хороших адвокатов, вынесение
приговора можно затягивать годами, а там или амнистия выйдет, или срок давности
закончится, не должно быть срока давности по любым тяжелым преступлениям,
включая и экономические. За время следствия из дела изымаются, теряются улики, по
пять раз меняются следователи, подкупаются или запугиваются свидетели,
находятся подходящий суд и судьи, да мало ли еще существует способов ухода от ответственности.
Как только появилось у
нас новое законодательство, четко ориентированное на западное, где есть
порядок, а преступность в разы меньше, я сказал и даже напечатал: «Да,
презумпция невиновности – высшее достижение правосудия, но у нас от
правильности принятых международных законов выигрывают только власть имущие,
люди с деньгами и всякие мошенники и аферисты. Да и у судов руки развязаны,
если захотят кому за денежку удружить».
Посудите сами, если бы
правосудие было у нас справедливым, независимым от денег – откуда бы взялись у
нас сотни адвокатов-миллионеров? Ведь не суды, не государство выплачивают
адвокатам бешеные гонорары, а только преступники, совершившие преступления. Чиновники,
чтобы спастись от тюрьмы, щедро делятся с адвокатами наворованным, а те с мешком
денег идут дальше по цепочке правосудия, наверх. Эта схема не видна только
слепой власти, народ-то все видит, все знает, все понимает. После депутатов
больше всего народ ненавидит правоохранительные органы и суды.
Скажите, пожалуйста,
как можно у нас отпускать задержанных под миллионный залог, если у сорока шести
процентов населения нет ни копейки сбережений? Разве нам нужна такая гуманная
статья для преступников, унижающая полстраны – тех, у кого нет денег? А
домашние аресты укравших миллиарды – с прогулками в бутики и салоны красоты? Я,
может, чего-то не понимаю, но житейским умом чувствую – это игра с огнем.
Оттого и пишу, хотя слышу – ничего не изменить. Неправда, власть, не имеющая
доверия народа, заворовавшаяся, может быть сметена в один день, пример дважды
судимого за грабежи и разбой президента Януковича показывает, что он не
последний.
Совсем недавно
появилась новая схема освобождения виновных даже в тяжких преступлениях. Уже было
несколько случаев, когда суд после серьезных ДТП, где были убитые и
покалеченные люди, оправдывает убийцу. Почему? Потому что преступник отнес
пострадавшим или родственникам погибшего деньги за отказ от возбуждения уголовного
дела. Страдают, как всегда, люди бедные и малоимущие – близких не вернуть, а
деньги, чтобы лечиться и жить – нужны, и они соглашаются. Тут посулы чередуются
еще и с угрозами. Людей понимаю, а вот суды нет. Они оправдывают убийц!
Если мы с пеной у рта
защищаем презумпцию невиновности, то как же быть с неотвратимостью наказания? Я
теперь в юридических кругах и термина такого не слышу. До чего мы дойдем? Убил
– заплатил! Зарезал – заплатил! Я другой такой страны не знаю, где так вольно
дышит преступник. Конституционный суд должен видеть то, что видим мы, простые
люди.
Вернемся к человеку,
откупившемуся от наказания деньгами. Архиважная для нашего общества проблема.
Допустим, заплатил виновник искалеченным потерпевшим разовую сумму, пусть и
миллион, но его не хватает даже на немецкие протезы. А у пострадавших возраст
совсем молодой – двадцать-тридцать лет, как им жить дальше, если они стали
инвалидами 1-2 группы? На пенсию –
скажут виновники и судьи праведные, т.е. на государственную шею, т.е. на нас,
налогоплательщиков, вместо конкретного виновника. «Поживите на пенсию сами!», –
ответил бы я, сам инвалид второй группы. На работу и здоровому-то не устроиться, а кому
нужен инвалид, если он, конечно, не чемпион паралимпийских игр.
Признаюсь, эта тема
волнует меня ровно пятьдесят лет, я о ней много писал и в статьях, и в книгах. Хочу
вернуться к этой теме в последний раз, все-таки мне 73 года. Тема эта касается
всего общества, старых и молодых, а прежде всего тех, у кого растут дети. Такой
жестокости, немотивированного насилия, как у нас в новой России, никогда прежде
не было, даже после войны. Я не был пай-мальчик, как и большинство моего
поколения, вырос на улице, о той обстановке прекрасно писал и пел В. Высоцкий.
В мои отроческие и
юные годы даже среди шпаны существовал неписанный кодекс: не бить лежачего,
драться до первой крови. Сколько трусливых ребят сохранили себе здоровье, упав
после первого удара или даже до него, и всё – никто даже не пнет ногой. Потому
что пинать лежачего считалось «западло». Не били парня при девушке, при
родителях. Сейчас убивают, калечат на глазах матери. Раньше редко нападали на
одного скопом, это не поощрялось, потерпевший имел право пожаловаться. Не
любили, не уважали тех, кто ходил с ножом. Любой взрослый, даже старик, мог
развести драку, и девушки могли остановить молодых петушков.
Сегодня мы посылаем детей
в школу, как на войну – нет, я совсем не имею в виду стрельбу в классах. Не
надо детей просвещать в сексуальном плане, придет время – научатся. Надо
знакомить в школе с законами, с ответственностью за поступки. Разве мальчик в
четырнадцать лет не должен знать божескую и уголовную заповедь – не убий, не
покалечь слабого? Если он в четырнадцать
лет этого не знает, то это уже потерянный для общества человек. Какие жестокие
драки происходят в школах и во всех учебных заведениях – если бы родители
знали, они бы по очереди дежурили там.
Сколько больных,
искалеченных выходят из школ, институтов – где такая статистика? Знать,
говорить об этом – это не значит очернять нашу молодежь. Не дай бог упасть в
школьной или молодежной драке, десятки негодяев запинают до сотрясения мозга,
до жутких переломов, до смерти. Сейчас юноша, без одной недели
восемнадцатилетний, убивший человека, не несет полной ответственности. Я не
говорю, что с четырнадцати лет надо отправлять в тюрьму, должно быть отложенное
наказание, только оно и удержит его от преступления в будущем.
Отложенное наказание
заставит молодых преступников задуматься, очнутся и их родители. Береги честь
смолоду – это об этом тоже. Но моя главная мысль все-таки не о том, она глубже.
Любой человек, сделавший другого инвалидом, кроме наказания должен пожизненно
выплачивать потерпевшему содержание. Пожизненно, помимо государственной пенсии.
Только так мы собьём немотивированную жестокость в обществе. Всего один пример
из тысяч, которые я могу назвать в пользу предлагаемого мной закона. Из
миллионов машин сразу исчезнут миллионы железных и деревянных бит. Кто-то, как
всегда, скажет – а не слишком ли вы строги к молодежи, вам ее не жаль? Жаль, но
это личный выбор – калечить человека или нет, но еще больше мне жаль тех, кому
сломали, изуродовали жизнь навсегда.
Хочу закончить
примером. Лет пять назад у метро «Щелковская» молодой двадцатипятилетний
гастарбайтер-украинец в полночь дожидался одиноких мужчин и женщин и в темном
переулке бил их металлической трубой по голове. Никого из восьми пострадавших
он не убил, но у всех у них – инвалидность первой группы, они все –
колясочники, нуждаются в постоянном уходе. Этот чужестранец получил четыре года
тюрьмы, а восемь москвичей, считай, заживо похоронены, у них сломана жизнь.
Сломана жизнь у их детей, родных, отца, матери. В двадцать девять лет этот
негодяй выйдет на свободу и свободным от всех обязательств будет утверждать,
что за свои преступления он уже ответил, что он свое отсидел. Да, все верно, а те,
кого он покалечил, будут до смерти страдать. За что?
Эта вина преступника –вечная,
за нее надо вечно и отвечать. Вот если бы он знал, что будет содержать их всех
до окончания жизни, то вряд ли бы бил людей трубой по голове. Вот за какой
закон я бьюсь уже пятьдесят лет. У нас сейчас все законы только в пользу всякой
сволочи, пора подумать и о простых гражданах, которых за каждым углом, в
собственном подъезде могут искалечить, изуродовать, убить.
Несколько слов о
ювенальной юстиции, которая у нас только зарождается. Архиважная часть правовой
системы России. Жаль, она с первых своих шагов настроила против себя огромную
часть общества, начав с того, что стала отнимать родительские права и детей из
неблагополучных семей.
У ювенальной юстиции,
учитывая мировой опыт, огромное поле деятельности, непаханая целина вековых
проблем. Нам отступать некуда, убийство стало рядовым преступлением, карается
минимальным сроком, да еще и с условно-досрочным освобождением. Не жизнь, а
малина для убийц. Когда мы говорим о преступности, имеем в виду только
взрослую. Но огромный океан преступности возник вокруг наших детей, существует
и сама детская преступность в невиданных масштабах, но о ней не принято
говорить и признавать ее. Во всех городах существуют бандитствующие детские
группировки, есть среди них и чисто этнические – они терроризируют детей
школьного возраста и студенчество. Когда-то мы активно говорили об акселерации
и связанной с ней преступностью, даже готовили законы на опыте других стран,
но, как всегда, они так не появились на свет. Законов нет и сегодня, ждем,
наверное, когда накатится девятый вал детской преступности.
Крепкие телом
малолетки прекрасно знают, что им все можно, они из-за возраста не несут
ответственности за любое преступление, даже за убийство. Загляните в Интернет,
как часто двенадцати-тринадцатилетние убийцы хвастаются, что убили «чурку» или
бомжа и им ничего за это не будет. Самое большое, что им светит – три года
воспитательной колонии. А должно быть заведено уголовное дело, суд, убийство не
должно рассматриваться комиссией по делам несовершеннолетних. Если есть тяжкое
преступление, есть виновный, должно быть и наказание. Иначе, вся страна станет
инкубатором для преступных банд.
Я слышу возражения – с
детьми так поступать нельзя! А как же быть с убитыми и искалеченными руками
убийц-малолеток? Тогда надо родителей за решетку, преступно воспитали ребенка –
отвечайте! Россия не первая страна, которая столкнулась с детской
преступностью. В США наказания применяются и к малолетним преступникам, там и
родителей наказывают жесткими санкциями. Изобретать ничего не надо, законы о
малолетних преступниках существуют во многих странах. Вот, с чего надо начинать
нашей ювенальной юстиции. Принцип неотвратимости наказания за преступление надо
внушать детям с первого урока в школе, иначе вал преступности не остановить.
***
Теперь о давно обещанном − как
защищались иногда некоторые «ученые»
звания в советское время. Эта ситуация более подробно описана мною в романе
«Двойник китайского императора» еще при социализме, книга вышла в 1989г., когда
Горбачёв был при власти. Это я к тому, чтобы мои оппоненты не сказали, что я
осмелел только в новой России. Я уже писал, говорил во многих интервью, что для
человека, свободного духом, режим не имеет значения, и при Сталине некоторые
писатели говорили то, что думали. Таких людей невозможно остановить, их мало,
но они есть.
В 1962г., я, еще
совсем молодой человек, недавно прибывший в Ташкент продолжить образование,
бывал в доме моего приятеля Равиля Нагаева, жившего в Старом городе. Ташкент
того времени, до трагического землетрясения 1966г., состоял из кварталов
частных домов, утопавших среди фруктовых садов, огородов. Среди добротных
частных строений иногда мелькали двух-трехэтажные здания, построенные
ведомствами для своих сотрудников. В одном из таких двухэтажных особняков и жил
мой друг. Удобства: колонка, туалет, сараи для дров и угля – находились в
глубине двора; газ, канализация, водопровод пришли к ним вместе с Ледовым
дворцом. Двор, по нынешним меркам, казался огромным, места хватало всем и
всему. Да и как же иначе, в Узбекистане почти десять месяцев в году люди
проводят во дворе. С огородов и фруктовых садов и кормились, оттого я застал в
Ташкенте баснословную дешевизну.
Ташкент, как никакой
другой город, был создан для людей, для жизни. Даже сегодня, в 2014г., я
прочитал в Интернете, что какой-то международный опрос в Лондоне назвал Ташкент
самым привлекательным городом для жизни – там нет преступности, город за
последние двадцать лет серьезно перестроен, там нет автомобильных пробок, там
дешевизна продуктов, великолепная узбекская кухня.
Я порадовался за
Ташкент, ведь я там прожил тридцать лет. В первый же мой приезд к приятелю мы
жарили во дворе шашлык на специально оборудованном месте, где готовили и плов,
там же стояли и тандыры, где хозяйки пекли лепешки. У узбеков невероятно
отлажен быт, они всегда что-то строят, приводят в порядок. Я обратил внимание
на один добротный сарай из красного кирпича и гараж, примыкавший к нему – тоже
основательное строение, со смотровой ямой, чувствовалось, что они принадлежат
одному хозяину, потому что были покрыты редким тогда оцинкованным железом.
Двери сарая и гаража оказались распахнуты настежь, и хозяин в полосатой
шелковой пижаме, толстячок в очках, с блестящей лысиной, то и дело заглядывал
то в одно, то другое свое владение.
В распахнутую дверь гаража
я увидел новенькую белую «Волгу», ГАЗ−24, они только-только появились в
городе. Хозяин как раз выкатывал ее из гаража на площадку и собирался мыть,
хотя мне казалось, что она в этом не нуждалась, машина выглядела, как модница –
с иголочки. Я прошелся рядом с «Волгой», и увидел в распахнутую дверь и сарай,
поразивший меня больше, чем красавица «Волга». Это был не сарай, хотя стоял он
в окружении других неприглядных сараев и сараюшек. Это, скорее, был уютный,
хорошо продуманный кабинет писателя или академика в саду.
Просторное помещение с
высокими потолками, с деревянными крашеными полами, с двумя окнами, выходившими
в сад. Все четыре стены, до самого потолка, в четыре ряда были оборудованы
глубокими стеллажами и очень плотно заставлены толстыми папками, завязанными на
шнурок. Самое интересное – каждая из четырех стен состояла из папок разного
цвета.
Посередине
сарая-кабинета на ярко-красном ковре привлекал внимание старинный, антикварный двухтумбовый
письменный стол и такое же роскошное кресло с высокой спинкой. На столе бросались
в глаза пишущая машинка и изящная настольная лампа с зеленым стеклянным
абажуром, он словно зонтиком прикрывал стройную бронзовую красавицу, подставку-светильник,
позже я встречал такие лампы в комиссионных магазинах.
Видимо, хозяин просторного кабинета иногда работал здесь по ночам. Почему-то я
подумал, что он ученый или писатель. Такой кабинет, по моему тогдашнему
разумению, мог быть только у них. Да еще и «Волга», в те годы к ним имели
доступ в первую очередь лишь очень достойные люди: ученые, писатели,
композиторы, Герои труда. Депутаты, госслужащие властных структур в этот
привилегированный список не входили. Все остальные приобретали машины на
вторичном рынке, правда, цена «Волги» там завышалась в два-три раза. В первый
раз я не стал расспрашивать друга о замечательном соседе, на Востоке не любят
слишком любопытных гостей.
В этот уютный,
утопающий в зелени и цветах ташкентский двор я попал только через год. Моя
работа в «Спецмонтаже» была связана с постоянными разъездами, и тут выпали две
важные долгосрочные командировки на объекты в Казахстане: на Байконур (мы тогда
говорили – Тюра-Там) и в Кзыл-Орду.
Об объекте в бывшей
столице Казахстана, Кзыл-Орде, надо обязательно рассказать подробнее,
«уникальное» сооружение. Это – очередная историческая авантюра хрущевского
периода, по его личной инициативе решено было строить в голой казахской степи
целлюлозно-картонный комбинат. Зачем? – спросит даже самый равнодушный лежебока
на диване. Хрущев однажды, тайно, не афишируя, прилетал на Байконур – его
строительство со времен Сталина держалось в строжайшем секрете. Мало кому
известный факт: мощное освоение казахской целины, отчасти, было затеяно, чтобы
скрыть огромную стройку космического полигона. В ту сторону из Москвы день и
ночь шли техника, оборудование, людские ресурсы на освоение целины, а также для
строительства полигона в голой степи.
Подлетая к будущему
космодрому, Хрущев увидел с воздуха вдоль полноводной в то время реки Сырдарьи
огромные заросли камыша − сотни, тысячи гектаров на обоих берегах. Камыш рос
и по берегам десятка рек, впадавших в Сырдарью, и вокруг сотен озер,
расположенных возле этих рек. Какая там была рыбалка! Сазаны, жерех, щука,
сомы, налимы, караси, лещи, тьма крупных раков – казахи их не едят. Казахи,
живущие рядом с великой рекой Востока и озерами, издревле здесь держали скот:
верблюдов, коров, баранов, коз, лошадей, осликов. В этих краях степь выгорает в
середине мая, оттого местный скот никогда не знал вкус сена, ни
свежескошенного, ни заготовленного на зиму. Кормили свою живность жители
Кзыл-Ординской области молодым камышом, его заготавливали на лодках, плотах, а
где-то косили с берега в апреле-мае, пока камыш не пошел в рост и не затвердел.
Если в России в селе стоят стога сена, то у казахов у Сырдарьи высятся такие же
стога из камыша, связанные в снопы. Так жили веками.
На беду местному
населению, Хрущеву запали в память камышовые заросли, и ему в Москве пришла, на
его взгляд, гениальная идея – построить там бумажный комбинат. В СССР всегда
была проблема с бумагой, целлюлозой, оттого даже Байкал в свое время не
пожалели, но этот грех уже на совести Л.Брежнева.
Хрущев был самый
импульсивный Генсек, не любил долго думать, взвешивать, советоваться, его
скорые решения с Крымом, кукурузой, общепитом, с налогами на каждое сельское
подворье, с расстрелами на Украине дорого обошлись стране и народу. Напомнили
они о себе и сегодня в связи с Крымом – из-за волюнтаризма Хрущева мы стоим на
грани войны с Украиной. Хочу подчеркнуть, что, придя к власти, Хрущев затеял
широкую амнистию заключенных и в первую очередь освободил 80 тысяч бандеровцев,
воевавших против нас и в войну, и после нее. Сегодня внуки и правнуки этих
бандеровцев издеваются над русскими на Украине и в Крыму, отменяют русский
язык.
Проектные институты наскоро
состряпали проект комбината, многие чертежи мы получали уже в ходе работ.
Стройка финансировалась, как первоочередная, и в провинциальный город Кзыл-Орда
нагнали тысячи рабочих, монтажников, инженеров со всей страны. Рядом со
стройкой вырос целый рабочий городок из четырехэтажек, без необходимой для
жизни инфраструктуры. На комбинате я был занят почти год, время от времени
наезжая в Байконур, расположенный в двух часах езды на машине.
Тысячные толпы строителей,
приезжавших и уезжавших из Кзыл-Орды, создали неожиданно опасную ситуацию для
нашего космодрома. Гораздо позже я узнал, что там задержали многих шпионов,
искавших подходы к космическому полигону. Слава богу, КГБ в то время не
крышевал бизнес, а занимался своим делом всерьез, это в 60-ые народ окрестил
его – «конторой глубокого бурения». Сегодня к ФСБ это выражение не относится,
так никто не говорит, потому что глубоко не бурят, хотя пора давно. К
сожалению, они стоят на защите капиталов и личных интересов. Среди бывших
чекистов нынче много банкиров, крупных бизнесменов и просто миллионеров.
Наверное, вы
догадались, что самая большая беда выпала на долю местных жителей, казахов – им
запретили косить камыш, и народ, потерявший скот, потянулся из родных мест, от
могил предков в города, проклиная в который раз Хрущева. Вот тогда и в
Казахстане, даже среди казахов начал образовываться люмпен-пролетариат.
Камыш для будущего
комбината начали заготавливать одновременно со стройкой. Собрали огромные,
словно гигантские дирижабли, ангары из легкого серебристого алюминия, в них я
уже тогда видел нечто космическое, враждебное Земле. Количество ангаров
постоянно наращивали, и скоро они с трех сторон опоясывали стройку. Камыш – не
древесина, его нужно очень много.
Чем закончилась
хрущевская затея? Комбинат пустили досрочно, но Хрущева уже позорно выкинули из
власти. Проработал комбинат почти год, цеха работали с перебоями из-за нехватки
сырья, и уже через три месяца после пуска стали приходить составы с древесиной
в чурках, дрова везли из Сибири. Весной в регион привезли невиданные в мире
речные комбайны, косившие камыш и упаковывавшие его сразу в тюки. Ангары снова
начали быстро заполняться, да и дрова стали поступать чаще и в большем объеме.
Но случилась беда. В июне, когда уже стояла жара за сорок градусов, ночью
ангары почти одновременно вспыхнули, и начался невиданный пожар, о котором
вспоминали лет двадцать. Пламя пожара, говорят, было видно из Джусалы
и Казалинска. Пожар перекинулся и на склады для дров, а затем и завод потонул в
море огня.
Сгорело все подчистую,
не обошлось и без жертв. Комбинат восстановлению не подлежал. Народ не очень
сожалел, даже обрадовался, из-за скошенного камыша берега быстро
заболачивались, и комарья развелось невиданно, невозможно было приоткрыть окно
ни днем, ни ночью. Почти экологическая катастрофа. Ходили слухи, что бумажный комбинат
спалили шпионы, что вполне могло быть правдой, бутылки бензина и одной спички
достаточно, сухой камыш горит – не остановишь. Некоторые утверждали, что
подпалил кто-то из местных, кому пришлось сняться с родовых мест проживания.
Понятно, громко эту тему не обсуждали.
Очередная авантюра Н.Хрущева
закончилась очередной большой бедой и громадными финансовыми потерями для
страны. Думаю, что кроме меня и рассказать об этой дурацкой затее Хрущева уже
некому, потому и поведал вам, какие «умные» были у нас государи.
Но вернемся назад, в
дом на улице генерала Узакова, где жил мой приятель Равиль Нагаев. Во второй
свой визит на тихую улочку я остался на ночь, потому что у моего друга в самом
дальнем углу двора-сада имелась своя банька. После бани, в которой мы парились
не меньше двух часов, мама Равиля, Рауза-апай, приготовила нам большой мясной
татарский пирог с куриным бульоном, а чуть позже Равиль со своим старшим братом
Шамилем затеяли шашлыки из бараньей печени и из сырдарьинского сома –
объедение, рекомендую.
А потом, до полуночи
мы еще сидели на открытой веранде первого этажа за медным самоваром, шумевшим
на тлеющем саксауле из мангала. И вот тогда, в ту ночь, я понял, почувствовал
величайшую строку Афанасия Фета: «…Луной был полон сад». Всю последующую жизнь,
перечитывая строки великого лирика Фета, я всегда вспоминаю семью Нагаевых,
теперь никого из них уже нет. А луна по-прежнему, уже не по-фетовски, заливает
одичавший, запущенный сад постаревшего, покосившегося от времени дома.
Но вернемся на
открытую веранду радушного дома, в сад, освещенный луною, которую воспели и
Хафиз, и Саади, и Омар Хайям. Время перешагнуло за полночь, ушли от затихшего
самовара бабушка, Рауза-апай и даже Шамиль, которому надо было рано вставать, а
мы с Равилем все говорили и говорили – считай, почти год не виделись. Оставшись
одни, я вдруг вспомнил свой прошлогодний визит к ним, белую «Волгу», его соседа
в шелковой пижаме, и спросил:
− Скажи мне,
пожалуйста, а кто твой сосед, наверное, важная шишка, если разъезжает на новой
модели «Волги», мне он очень понравился?
− Да, мой сосед,
Яков Семенович – голова, он нам всем во дворе нравится, мы его между собой
называем – Брокгауз и Ефрон.
− Почему?
− Ходячая
энциклопедия, знает ответы на все вопросы жизни и истории, мы у него
справляемся по любому поводу, и он никому не отказывает. У него, единственного
в нашем доме, телефон, и мы всегда ходим к нему звонить, он в коридоре
параллельный аппарат специально для нашего удобства поставил.
− У него
телефон, белая «Волга», чем же занимается ваш Брокгауз-Ефрон? Я в первый раз
подумал, что он ученый или писатель, − прервал я своего товарища.
− Почти угадал:
пишет он много, но он не писатель, − видя мой искренний интерес, Равиль
сказал, − наверное, о Якове Семёновиче надо начать издалека. В войну его
детский дом в Одессе эвакуировали в Наманган, тогда он учился в шестом классе. После
школы он, круглый отличник, медалист, поступил в Ташкентский университет и тоже
закончил его с красным дипломом. Не знаю, какой он закончил факультет, но точно
гуманитарный. Там же он проходил и очную аспирантуру, стал кандидатом наук и до
сих пор работает в университете на какой-то кафедре. Короче, университетский
преподаватель, полиглот, знает четыре языка, у него в библиотеке много книг на
иностранных языках.
− А какими
трудами заполнены четыре стены его кабинета во дворе? – прервал я еще раз
друга.
− Вот это и для
меня много лет было тайной, но однажды, когда я учился в институте, подвернулся
удобный случай – уезжая с семьей в отпуск, он всегда оставлял ключи мне или
Шамилю от своего почтового ящика, чтобы мы выбирали для него корреспонденцию
каждый день. Ты, наверное, видел у наших ворот его огромный, сделанный по
заказу, из прочного дюраля почтовый ящик с прорезью для больших бандеролей. Вот
тогда я и спросил у него: «Яков Семенович, а кем вы работаете? Вам почти каждый
день приходят по две-три заказные бандероли, и вы сами ежедневно отправляете
бандероли в разные адреса?» Якова Семеновича не смутил мой вопрос, он, как
всегда любезно, ответил: «У меня, дорогой Равиль, редчайшая профессия, я – известный
эксперт по научным диссертациям, и в моей оценке нуждаются организации,
занимающиеся присвоением научных званий и степеней. Три дня в неделю я читаю
курс лекций в нашем университете, но моя работа, как эксперта, доставляет мне
больше интереса и удовольствия. Читая
каждый день новые научные труды, обогащаешься знаниями, хотя… встречается
всякая ересь, невежество, некомпетентность! Ставить перед такими трудами заслон
– моя задача», – закончил сосед.
− Эксперт,
значит, − сказал я задумчиво и собрался задать уточняющий вопрос, но
Равиль меня опередил.
− В эксперта я
верил еще год, но потом, когда из всех областей Узбекистана и близлежащих
городов Казахстана стали приезжать к нам во двор «Волги» с солидными людьми,
всегда с почтением разговаривавшие с Яковом Семеновичем, я понял, что мой сосед
– не эксперт, а сам пишет для тех, у кого есть деньги, диссертации. По адресам
бандеролей, которые раз в год, в его отсутствие я вынимал и хранил до его
приезда, я понял, что он знал в разных концах страны таких же экспертов, как он
сам, и они обменивались имеющимися у них диссертациями на сотни тем. Вот и вся арифметика, наверное, там еще много
своих тонкостей, например, расчеты за предоставленные услуги коллегам, но это
меня уже не интересовало. Когда пишешь докторские диссертации для влиятельных
людей, решается вопрос и с телефоном, и с «Волгой», − закончил мой друг.
Ташкент моего времени −
активный, динамично развивающийся город. Людей, с деловой хваткой я встречал
много, приезжали энергичные люди из Тбилиси, Баку, Еревана, Одессы,
Днепропетровска. Теневая экономика, производившая дефицитную продукцию, вносила
заметный вклад в благополучие жизни в тех краях. Кто сомневается, прочитайте
роман «Пешие прогулки», на сегодня с 1988 года он вышел 24 раза тиражом три
миллиона и переводился на многие языки. Меня считают знатоком-экспертом теневой
экономики.
Роман позволил мне
познакомиться со многими лидерами подпольного бизнеса тех лет, цеховиками,
артельщиками. В массе своей они были образованными людьми, театралами, имели известные
в Ташкенте библиотеки, собирали живопись. Многие из них после романа «Пешие
прогулки» искали встречи со мной. Позже, после знакомства с историей Якова
Семеновича, писавшего на заказ диссертации, я встречал и других, весьма
одаренных людей, занимавшихся, как и сосед Равиля Нагаева, подобным незаконным
промыслом. Оттого глава в романе «Двойник китайского императора», где
рассказано о диссертациях на заказ, вызвала у читателя интерес, тема для многих
оказалась незнакомой и неожиданной, ведь роман был издан 25 лет назад.
В моих мемуарах
несколько раз упоминалось имя замечательного писателя Аскада Мухтара. Однажды,
у него в доме я застал молодую девушку, которой он подписывал на память свою книгу.
Когда мы остались одни, он, как-то смущаясь, сказал: «Вот эта девушка –
двадцать восьмая по счету, собирается защищать кандидатскую диссертацию по
моему роману «Чинара», ее тема: «Женские образы Аскада Мухтара в романе
«Чинара»». Защитив диссертацию, она будет получать двадцать пять процентов
прибавки к зарплате.
Не пойму, при чем
здесь научная диссертация, прибавка к зарплате, ведь эти образы создал я, зачем
нужны толмачи, толкователи снов по моим понятным, принятым читателями романам?
Логичным было бы платить мне, автору, создавшему эти образы, если они так
интересуют науку. А докторов наук по моим произведениям и того больше – их
тридцать два. Благодаря моим книгам, они обрели имя, статус. Темы у докторов
наук тоже не отличаются оригинальностью, например: «Современный рабочий класс
Узбекистана в произведениях Аскада Мухтара».
Иногда я попадаю в
среду докторов наук, сплошь «остепененных» на моих произведениях. Став
докторами наук, они ведут себя столь важно, словно знают что-то неведомое о
моих героях, не известное даже мне. И я среди них кажусь не писателем, а
придатком к их званиям. Скоро они станут академиками, только ждут мой новый
роман, чтобы на высочайшем академическом уровне растолковать его читателям.
Хотя прекрасно знают, что их труды, кроме них и ВАКа больше никто не читает. На
мой взгляд, научные степени нужно присуждать только в точных науках, где
произошли научные открытия, там за красноречием и за спиной писателя не
отсидишься».
Какие мудрые слова, я
помню их и через сорок лет. Могу сказать, что и по моим произведениям с 80-х
годов защищались диссертации, защищаются они и сейчас по моей тетралогии
«Черная знать», но сегодня появились неожиданные для меня странности.
Защищаются они по моим романам, не ставя автора в известность. Остается лишь
повторить за древними греками: «О времена! О нравы!»
***
Эту главу мемуаров «Преступления
и наказания» хочу закончить моим давним знакомством с советским правосудием. Я
чувствую, как насторожились мои читатели, нет, я не о том – не привлекался, не судим,
бог миловал. Случай, о котором я хочу вам поведать, произошел в 1964г. в
Ташкенте. В ту пору я работал в «Спецмонтаже», наши объекты располагались в
республиках Средней Азии и Казахстане, хотя случались командировки и в
Норильск, и в Новосибирск, и даже во Владивосток. Нередко выпадали объемы
строительства и дома, в Узбекистане. Ташкент очень промышленный город – один
авиазавод им.В.Чкалова чего стоил, там работали почти сто тысяч человек, и
выпускал он самый большегрузный самолет в мире «Руслан». Могу назвать и другие
значимые предприятия союзного значения: Тракторный завод, Завод
электродвигателей, «Сельмаш», «Электроламповый», где половина цехов работала в
секретном режиме.
Ташкент окружен промышленными городами:
Чирчик, Ангрен, Ахангаран, Алмалык, Беговат – это я к тому, какая мощная
индустрия осталась за кордоном. Кто-то думает, что Узбекистан – это только
хлопок, овощи, фрукты. Хотя и этих потерь жалко, до сих пор не восстановлена
текстильная промышленность России, не говоря уже о том, что хлопок – важное
стратегическое сырье, но остались там и урановые рудники, и мощная золотодобывающая
промышленность. Это я так, для справки, для новых поколений, которые, к
сожалению, и про Россию мало, что знают.
Наша организация вела
небольшой, но очень важный объем работ на ташкентском лакокрасочном заводе,
тоже союзного значения. Хлопковые семена – это еще и олифа, и составляющее
многих масляных красок, без которых не обходится ни одно строительство. Завод
давно требовал модернизации и реконструкции, продукция шла во все концы
гигантской страны. Ассортимент красок, эмали, разбавителей, растворителей,
олифы и сегодня поражает воображение. В те далекие 60-ые годы в СССР только
начиналось массовое жилищное строительство по всей стране, под эти задачи и
модернизировали завод.
Чтобы яснее
представить реконструкцию завода, надо отметить, что на его территории работало
около двадцати разных строительных организаций. На территории лакокрасочного
завода высились огромные шарообразные емкости, сделанные из особой прочной стали, комбинат «Жаропрочных и
тугоплавких металлов» находился рядом в Чирчике. В этих чанах должна была
циркулировать особо агрессивная химическая жидкость, необходимая в
производстве, которая могла быстро разъедать даже такую особую сталь.
Наша задача состояла в
том, чтобы защитить эти емкости от коррозии. Мы покрывали огромные шары изнутри
особой резиной, стойкой к химическим реакциям, этот процесс назывался
гуммированием. Работа не только очень вредная, но взрывоопасная и
пожароопасная, в процессе используется особый клей, бензин, да и сама резина
выделяет взрывоопасные пары, оттого работы должны вестись в особом режиме. В
самих чанах, имевших наверху единственный лаз диаметром меньше метра, должно
быть только двенадцативольтное освещение и безопасная вентиляция. Нам следовало
загуммировать пять емкостей, оттого там находилась всего одна бригада из шести
человек.
Руководство завода
спешило с реконструкцией, и стройку форсировали, как могли. Пригнали на
строительную практику даже студентов из политехнического института. В тот
трагический день я был в служебной командировке в Москве. Как случилась беда, я
не могу сказать точно даже сегодня, даже после суда, на котором я присутствовал
все три дня. Видимо, дело было так: дирекция завода и представители Генподрядчика
решили ускорить нашу часть работы и на подмогу передали нам трех студентов,
официально не уведомив нашу организацию, и даже прораба этого объекта.
Жара стояла в сорок
градусов, и двое студентов наотрез отказались влезать в темную и душную емкость,
у которой был единственный лаз, и они остались помогать наверху. Только один
любопытный юноша полез внутрь. То ли от жары, то ли от плохой вентиляции, то ли
откуда-то прилетела искра от сварочного аппарата, или кто-то закурил рядом –
суд этого установить не смог – и произошел взрыв, а затем пожар. Все, кроме
студента, сумели выскочить. Вот такая произошла трагедия. Началось
расследование, таскали в Прокуратуру всех, кто хоть краем оказался причастен к
гибели юноши. Через месяц расследование прекратили, дело в суд передавать не
стали, но административные наказания понесли многие, кого-то даже уволили.
Погибший студент
оказался единственным сыном из очень известной в Ташкенте еврейской семьи. Родителей,
понятно, такое решение не устроило – они все-таки отдали сына в институт, а не
гуммировать взрывоопасные емкости. Отец написал гневное и отчаянное письмо
Л.И.Брежневу и просил наказать виновных в гибели его сына. Письмо благополучно
дошло до Генсека и вернулось в Прокуратуру города с резолюцией: «Выявить виновных
и строго наказать», и еще личная приписка с соболезнованиями родителям
студента. И это не все. Из Москвы прибыл следователь по особо важным делам и
взял дело под личный контроль. Вот так Леонид Ильич реагировал на обращения
трудящихся, и дело закрутилось вновь. Письмо отца с резолюцией Леонида Ильича
московский следователь показал начальнику нашего управления Резе Эмировичу
Бекирову, его тоже включили в число обвиняемых, хотя по должностным инструкциям
от нашей организации к уголовной ответственности могли привлекаться только
главный инженер и прораб.
Дело дошло до суда: от
нас – трое, еще восемь человек – от института, завода и Генподрядчика. Суд
проходил в Старом городе, в Калининском районе, где находилось наше управление.
Смертельный случай зарегистрировали за нашей организацией, за подобное и без
суда наказывали строго – снимали главного инженера и лишали на квартал всех
премиальных.
В день суда, мы, технический
персонал, вместе со своим начальством отправились в здание районного суда,
располагавшегося в огромном ухоженном саду, да и само солидное кирпичное
здание, некогда принадлежавшее одному из первых руководителей железной дороги,
связавшей Москву и Ташкент в 1903 году, выглядело прекрасно. Нельзя сказать,
что событие на лакокрасочном заводе вызвало резонанс в городе, но народ
собрался. Одних друзей, родственников, коллег одиннадцати подсудимых было
достаточно, чтобы заполнить зал районного суда. Судья с первой минуты очень
мудро рассадил подсудимых в четыре группы, по организациям, чтобы не путаться,
и суд начался.
Стало ясно, что для
районного суда процесс трудный, судье непросто было разобраться: с
подрядчиками, с субподрядчиками, с Генподрядчиком, с заказчиком, со
студенческой практикой. Но судья вскоре понял – кто есть кто и за что в ответе.
Разумеется, на такой процесс слабого судью не поставят, мы тоже понимали это.
Чувствовалось, что и судья понимал возложенную на него из Кремля миссию и знал,
что его решение ляжет на стол к Брежневу. Судья, видя, как подавлены некоторые
обвиняемые, особенно наш главный инженер, разрешил задавать вопросы оппонентам,
коллегам из группы поддержки.
Я впервые
присутствовал в суде и видел, как подготовились все наши противники, хотя мы знали
– главные обвиняемые мы, случай произошел на нашем объекте. Институт
представляли два адвоката, завод тоже два, Генподрядчика – один, но очень известный
в городе. У нас тоже адвокат был один, на мой взгляд − ни рыба, ни мясо.
Он плохо говорил по-русски, был одет как базарный торговец арбузами, в
стоптанных босоножках, мятой рубашке, какой-то взъерошенный, непричесанный,
плохо выбритый. Рядом с коллегами наших оппонентов, лощеных, холеных,
уверенных, он проигрывал во всем. Мне казалось, он даже не совсем изучил дело,
я ни разу не видел его у нас в управлении, где мы бы рассказали ему специфику
нашей работы. Наверное, оттого он сидел молча, не задавая ни одного вопроса
нашим собратьям по беде.
А их адвокаты, словно
сговорились, накинулись дружно на нас. Адвокат Генерального подрядчика
попросил, чтобы в суде участвовал главный технический инспектор Узбекских
профсоюзов Холодовский, гроза строителей, громадный, крикливый человек. За ним
тут же отправили машину, и минут через сорок он появился в зале. Наверное, не
мне одному стало понятно, что это заранее заготовленный ход, но я успел увидеть
едва заметную усмешку судьи, что меня несколько успокоило.
Холодовский, сразу без
разминки, не трогая институт, оставивший своих студентов без надлежащего
надзора, ни Генподрядчика и руководство завода, направивших студентов в помощь
нашей бригаде, кинулся бросать камни только в наш огород. В Холодовском
пропадал незаурядный актер. Конечно, он говорил много правды, особенно для тех,
кто не знал стройку – двадцать организаций на территории одного завода, и
организовать их безопасную работу в такой толчее, где повсюду работали десятки
сварочных аппаратов, мог только Генподрядчик, этого его святая обязанность, как
предписывают строительные нормы и правила.
Я видел, как не
поднимает головы от своей картонной папки с тесемками наш адвокат, как поник
Реза Эмирович, на главного инженера было страшно смотреть – его мог хватить
сердечный приступ в любую минуту. Кстати, после суда он сразу уволился.
Заканчивая свою яркую эмоциональную речь, Холодовский возмущенно сказал: «У
рабочих, занятых гуммированием, не было даже специальных противопожарных
костюмов!» Это уже был удар ниже пояса, запрещенный прием, и когда он, закончив
речь, гневно оглядел наши скамейки, я поднял руку. Судья спросил:
− У вас вопрос к
товарищу Холодовскому?
− У меня не
вопрос, у меня просьба, − ответил я.
− Пожалуйста, −
если это относится к делу.
Холодовский поднялся с
места, но я, обращаясь к судье, сказал:
− Я бы попросил
уважаемого главного технического инспектора профсоюзов показать суду, как
выглядят эти противопожарные костюмы для гуммирования.
Весь зал смотрел на
меня, как на идиота, только судья понял, к чему я клоню, и еще Реза Эмирович
впервые за три часа улыбнулся и очень одобрительно посмотрел на меня.
Холодовский вмиг
сдулся, куда вальяжность и апломб и девались, начал нервно мямлить:
− К нам в
республику они пока не поступали, но я их видел в Москве на курсах
специализации для технических инспекторов.
Как резко изменился
судья, очень корректно проводивший судебное заседание:
− Почему вы
решили ввести суд в заблуждение? Почему ссылаетесь на спецовку, которую наши
строители и в глаза не видели? – потом мгновенно сбавив тон, спокойно сказал, −
Товарищ Холодовский, в ваш адрес я сделаю отдельное судебное заключение и
думаю, что такие очковтиратели, как вы, не должны стоять на страже жизни
рабочих. Вы можете покинуть зал.
Сделал судья замечание
и адвокату Генподрядчика. Тот тоже сник, не стал, как обычно, ершиться –
понимал, куда пойдут решения этого скромного районного суда. В оставшееся время
он себя особенно не проявлял, консультировал своих клиентов очень рьяно только
в перерыве.
Должен сказать, что
все три дня суда, после удаления Холодовского из зала, когда возникал вопрос к
нашей стороне о процессе работы, каких-то деталях, судья обращался не к нашим
обвиняемым, а только ко мне. Начались прения сторон, т.е. – мы против и института,
и завода, и Генподрядчика. Адвокаты оппонентов закидали мое начальство
вопросами, а когда наступил наш черед, наш адвокат задал только пару
малозначащих вопросов, отчего я просто кипел от возмущения – мне было тогда
всего двадцать три года.
Объявили двухчасовой
перерыв, от жары, духоты, нервного напряжения все устали. Рядом с судебным
залом, через дорогу, находилась большая чайхана, туда и направились все
участники процесса. Наши водители оказались расторопнее всех и успели занять
самый большой топчан под вековыми деревьями, а рядом протекал полноводный арык.
У арыка тлел мангал с шашлыками и шумел ведерный самовар. Дастархан на топчане
с зеленью, лепешками, минеральной водой, салатами, овощами ждал нас. Как только
наши обвиняемые подошли к арыку и освежились из умывальника, я бросился к
своему шефу:
− Реза Эмирович,
нам нужно срочно заменить адвоката, дайте мне машину, и я сейчас же привезу
кого-нибудь из Вайсманов, − с младшим Вайсманом, Мишей, я состоял в
приятельских отношениях.
Наш начальник,
спокойный, даже флегматичный для строительства человек, поблагодарил меня за
Вайсманов и за вопрос к Холодовскому, перевернувшего весь процесс, и сказал:
− Давай спокойно
пообедаем. А насчет адвоката – он, наверное, силы приберегает к концу
заседания.
Вобщем, отдохнули,
поговорили. Перед возвращением в зал заседания, я отвел Резо Эмировича в
сторону и продолжил настаивать:
− Он же двух
слов связать не может, он же дело не знает, а слово «гуммировщик» он и под
расстрелом не сможет выговорить, − бросал я в бой последние аргументы.
Реза Эмирович приобнял
меня и сказал тихо, на ухо:
− Дорогой Рауль,
спасибо за искреннее внимание к нашим судьбам, а что наш адвокат не может
связать двух слов – тоже не беда, зато он двоюродный брат судьи. Но это между
нами.
Суд приговорил нашего
прораба к трем годам лишения свободы, прораба, у которого были под началом
студенты – к двум. Представителя студентов на практике – к одному году условно.
Холодовского отстранили от должности главного технического инспектора
профсоюзов. Никто решение суда не обжаловал, все-таки − погиб человек.
Без неотвратимости
наказания – справедливость и законность невозможны, но иногда я и с этой
колокольни смотрю на нынешние суды, и думаю – у сегодняшних судей
«родственников» гораздо больше.
22 февраля
–12 марта, 2014 г.